Вечная память.
Ночью 26 апреля 1986 года над машинным залом четвёртого энергоблока Чернобыльской АЭС возник огненный шар. Энергия "мирного атома" вырвалась из-под контроля, взрыв реактора сдвинул крышу, которая весила 1000 тонн, эта самая страшная техногенная катастрофа произошла всего за семь секунд. Первыми на место прибыли пожарные дежурного расчёта во главе с лейтенантом Правиком, которые стали тушить огонь на крыше. Это было единственно верное решение: огонь мог переброситься на соседние блоки и вызвать взрывы остальных реакторов. Через два часа пожар был потушен, но тогда мало кто знал, что на самом деле происходит в четвёртом энергоблоке.
Не утомляя читателей технологическими подробностями, можно сказать, что ядерный реактор - это всё самое опасное, что есть в таблице Менделеева. Цезий и стронций вызывают мгновенные необратимые поражения. Десятки людей - сотрудники АЭС, пожарные, милиция, врачи - оказались в эпицентре взрыва. Они наверняка понимали опасность происходящего, но выполняли свои служебные обязанности: тушили пожар, производили разведку, подключали трансформаторы, выставляли оцепление по периметру, эвакуировали пострадавших. Командир пожарных майор Телятников долго находился на объекте, координируя действия огнеборцев, и докладывал обстановку в Киев. Немедленно в район катастрофы были направлены пожарные машины со всех областей. Одним из первых умер инженер дежурной смены Акимов, который подходил к повреждённому реактору и получил объективные сведения о масштабах аварии.
В ту ночь на ЧАЭС были запланированы испытания турбогенератора перед предупредительным ремонтом. Подобные испытания проводились и раньше, но 26 апреля персонал нарушил правила техники безопасности, были отключены аварийные системы и блокировки защиты. Начались скачки мощности, реактор попал в неустойчивое состояние, один за другим последовали два взрыва. Из разрушенного здания по территории разлетелись куски реактора и горящего графита. Только спустя два года энергоблок будет окончательно похоронен под саркофагом. За это время через зону Чернобыля пройдут около 600 000 военных и гражданских специалистов. Работы по ликвидации последствий аварии будут проводиться вахтовым методом по 15 суток с использованием средств химзащиты. Когда сооружали саркофаг, колонны техники шли со всего Союза, самосвалы, краны, бетономешалки.
А в первые часы после катастрофы важно было правильно поставить диагноз происходящему. Удивительно, но на атомной станции трудно было найти дозиметр, имеющиеся в наличии приборы старого образца зашкаливали. По симптомам непрекращающейся рвоты у пожарных первой смены врачи сообщили в Москву о лучевой болезни. Уже в пять утра аварийная бригада московских медиков была готова к вылету в Припять, но спецрейс задержали на восемь часов. Наверху не хотели верить в возможность катастрофы и ждали новых подтверждений. В стремлении сохранить секретность и избежать паники, власти допустили немало преступных просчётов. Так, Киев не изменил привычному ритму первомайских праздников, гуляющих горожан спасло направление ветра, относившего невидимое радиоактивное облако в сторону Европы.
К тому времени уже была эвакуирована тридцатикилометровая зона вокруг Чернобыля, город Припять и окрестные деревни. В московскую клинику Института биофизики двумя самолётами доставлены 207 человек самых первых ликвидаторов, из них 104 с диагнозом острой лучевой болезни. Её первые симптомы - рвота, слабость, потом на теле появляются болезненные красные пятна. Необходимы срочные, тяжёлые операции, в том числе по пересадке костного мозга. 27 человек спасти не удалось, они получили смертельную дозу радиации во время тушения пожара. Герои, предотвратившие взрыв остальных реакторов ЧАЭС, с почестями похоронены на Митинском кладбище.
О том, что происходило в первые дни после аварии, могут рассказать ветераны. Собеседником корреспондента ЯМОСКВЫ стал военный врач, пожелавший не упоминать его имя:
"Я работал на секретном в то время военно-космическом объекте. Уже в первые часы после аварии, ночью оперативная группа нашей медчасти выехала на ЧАЭС для оказания первой помощи. Потом принимали вертолёты, участвовали в погрузочно-разгрузочных работах.
Когда утром 26 апреля мы приехали в Припять, народ гулял по лесу, люди даже не знали ничего. Знали, что произошла авария, потушат и всё обойдётся. Город жил своей обычной жизнью. Когда мы приехали, обговорили все вопросы в администрации, спрятали людей по домам, стали конопатить окна и двери, начали йодную профилактику, чтобы щитовидку прикрыть. Эвакуация началась на второй день, больше 1000 автобусов пришли, горожане не знали, надолго ли уезжают, брали только личные вещи, думали, что едут на несколько дней, оказалось, навсегда.
Из средств защиты были респираторы у военных, ещё марлевые повязки одевали. Дозиметров не были, были приборы радиационной разведки с определённой погрешностью. От атомной станции по дороге на Киев было от 100 рентген, там рыжий лес от радиоактивного заражения.
С утра милиция перекрыла весь район, все дороги, выставили патрули, почта, телеграф не работали. Народ, кто понял более остро эту опасность, сразу двинулся пешком из города с котомками, тележками, чемоданами, собачками по трассе.
Сразу были введены химические войска, они поливали дороги спецрастворами, которые связывали пыль, как клей, такой белой плёнкой и не позволяли радиации распространяться дальше. Солдаты работали в индивидуальных комплектах химзащиты, собирали и грузили эту плёнку, снова обрабатывали дорогу. Технику тоже обрабатывали на пунктах дезактивации. Всё равно машины излучали, фонили. Вся боевая, пожарная, транспортная техника, вертолёты так и остались недалеко от Чернобыля на соседнем аэродроме. На том аэродроме брали песок, которым засыпали реактор. Песок засыпали в парашюты, цепляли этот мешок к вертолёту и пилоты сбрасывали груз в реактор. На этой работе и солдаты нашей части были задействованы, и гражданские лица мобилизованы.
Первые погибшие - пожарные - получили смерть под лучом, болезнь развивалась стремительно, в течение часов, нескольких суток. Для следующих смен проводили йодную профилактику, в медикаментах не было недостатка. Красный крест сразу привёз со всего мира необходимые лекарства. Впервые тогда увидел некоторые импортные препараты для лечения хронических обострений.
Опыт лечения лучевой болезни был у японцев после Хиросимы и Нагасаки, но я не слышал, чтобы правительство привлекало японских специалистов. Масштабы аварии сначала определили неверно, потом были соображения секретности.
В Советском Союзе для чернобыльцев существовало немало льгот. Моя семья проживала в 30-тикилометровой зоне Чернобыля, ещё в советское время государство предоставило нам жильё в другом регионе, всех трудоустроили на такие же должности и армейские звания. А потом Союз распался, началась монетизация, льготы девальвировались."
Дополнить рассказ может книга журналиста Владимира Губарёва "Страсти по Чернобылю", увидевшая свет в московском издательстве "Алгоритм" в 2011 году. Журналист газеты "Правда" был командирован в Чернобыль и стал очевидцем событий. Одна из героинь этой книги - врач, профессор Ангелина Гуськова, которая ещё задолго до Чернобыля занималась лечением лучевой болезни. Она упоминает об иностранных специалистах, в частности, об американце Роберте Гейле, который привёз отличную медицинскую бригаду, он не боялся работать и общаться с облучёнными больными. Гейл тогда являлся лечащим врачом миллионера Хаммера и через него получал необходимые лекарства и оборудование. Одна из загадок, которая удивила американца: почему в Чернобыле не применялся защитный препарат "Б", созданный в московском Институте биофизики? Это средство, которое вводится человеку перед входом в радиоактивную зону, было в арсенале медиков, но стало применяться только через два месяца после взрыва уже при разборе крыши.
В годовщину Чернобыльской трагедии у Мемориала в Митино собираются ликвидаторы, священник служит панихиду за упокой погибших, руководящие лица говорят на митинге правильные слова о льготах ветеранам и контроле за атомной энергетикой. Но атомные станции продолжают проектировать и строить во всём мире, а, значит, существует опасность повторения нового Чернобыля или новой Фукусимы. Сейчас в эксплуатации в разных странах находятся 400 атомных станций. Фактор человеческой ошибки или стихийных бедствий не стоит списывать со счётов. Вспоминая Чернобыль, как-то не верится заверениям физиков-ядерщиков о том, что атомная энергетика безопаснее для окружающей среды по сравнению с топливной энергетикой.
